Феклуша. Нет, не хочу. Пустите меня, Генрих Эдуардович, голубчик! Зачем вы меня за руку взяли, пустите…
Тиле. Ты должен мне верить, Феклуша, старый товарищ! Должен любить меня, у меня необыкновенная голова — о Феклуша, Феклуша!
Феклуша. Ей-Богу, люблю, да люблю же!
Тиле (наклонившись к нему, тихо). Тихо, Александров: ты знаешь, что я, Генрих Тиле, — уже преступник? Да!
Феклуша. Разве уже? Наконец-то, слава Богу!
Тиле. Ты умеешь думать только про деньги? — нет, это не деньги. Это — женщины, это маленькие девочки, которые еще картавят: Генлих, Генлих! Это — убийство людей, это обман, предательство, насмешка, ложь, жестокость… И что еще есть? Что еще есть, Феклуша, чего бы не испытал Генрих Тиле?
Феклуша (слабо). Пустите.
Тиле. Сейчас, Феклуша, сейчас будет коньячок, ты любишь коньячок? Или пуншик? Милый Александров, я дам тебе пуншику, о да, сколько хочешь.
Феклуша. Опять пуншик? — Не хочу. (Грубо.) Когда вы все это успели? Врете вы все, у вас и денег на это нет. Не хочу слушать глупостей, вот и все.
Тиле (счастливо смеется). Я готовлюсь, ведь надо же все это уметь, понимать, как нас учили в Петершуле. Я готовлюсь, я рисую картины, я знаменитый живописец, Александров! И я свершил все!
Феклуша. Пустите.
Тиле. Молчать — или я брошу тебя в воду! — Я свершил все. Они, вот эти, они знают только тело преступления, — я, Генрих Тиле, проник в его душу. О, как я знаю душу убийства!
Феклуша. Я закричу городового.
Тиле. Молчи, дурак!
Феклуша (громко). Го…
Тиле зажимает ему рот. Легкая борьба и молчание, слышен только испуганный сап Феклуши и тяжелое дыхание Тиле.
Тиле. Но ведь я только шутил, это все совсем глупо, Александров. Я шутил, ты понимаешь? И теперь ты не будешь кричать, нет?
Феклуша. Нет. Я испугался отчего-то.
Тиле. Ну да, ну да: ты подумал, что я говорю серьезно, и ты испугался. Не дрожи так, не надо дрожать, не надо. Ты бедный зайчик, Феклуша, а я волк, да? (Смеется, стараясь казаться добродушным.) А, я волк, да?
Феклуша. Я очень люблю вас, Генрих Эдуардович, вы мой благодетель, и как. же я могу кричать! (Всхлипывает.) Пустите меня, мне очень холодно, я могу сильно простудиться.
Тиле. Да, да, такой сырой туман, ты можешь простудиться, милый. Феклуша. У тебя такое слабое здоровье, милый Феклуша. Не надо дрожать, не надо, мы сейчас пойдем. Ты можешь идти или еще немного подождать? Я подожду.
Феклуша. Я сейчас.
Тиле. Ах, какой глупенький, маленький зверочек: он дрожит! Но мы его согреем горячим пуншиком, очень горячим пуншиком, и мы будем, наконец, музицировать! Ты хочешь музицировать, Феклуша?
Феклуша. Хочу. — Кто-то идет, Генрих Эдуардович, пустите мою руку.
Тиле (смеется). Это лесной царь, Феклуша: «…к отцу, весь издрогнув, малютка приник…» Кто еще идет? Кто еще хочет пугать моего зайчика? (Смеется) Это ничего: это дама в большой шляпе. Это прекрасная дама за пять рублей, и ты будешь сегодня Дон-Жуан!
Феклуша. Нет, не надо.
Тиле. Нет, надо, ты хочешь, ты хочешь, ты сам это говорил. Ну — улыбайся, улыбайся же, Александров, ты молодец!
Из тумана выплыла и остановилась женщина в большой шляпе с обвисшими мокрыми перьями.
Здравствуйте, прекрасная дама. Позвольте вас спросить, отчего вы гуляете одна в такую дурную погоду?
Дама молчит и приглядывается.
(Смеется.) Но не молчи же, Феклуша, надо быть любезным кавалером. Спроси ее. Ты же сегодня Дон-Жуан!
Женщина смеется и делает ручкой.
Женщина. Здравствуйте, дружки. Вы смеетесь или нет? Что вы тут стоите, над каналом, меня ждали?
Тиле. Она спрашивает: меня ждали? Ну же, Феклуша, отвечай ей. Это очень милая дама!
Феклуша. Что же ей отвечать, чудак вы, Генрих Эдуардович! Нанять извозчика, вот вам и все. Еще отвечать!
Тиле (в восторге). Вот это молодец! Это молодец!
Оба смеются. Женщина, подумав, вторит им.
Женщина. Вы пьяные? Отчего вы стоите над каналом? А я озябла, домой иду. Который теперь час?
Феклуша. Счастливые часов не наблюдают. Генрих Эдуардович, что я сказал: счастливые часов не наблюдают!
Хохочет; Тиле также, похлопывает его по плечу.
Женщина. А если вы такие счастливые, так возьмите меня, — я тоже счастливая, ей-Богу! Меня подруги так и кличут: Женька Счастливая, ей-Богу! Я счастье приношу, которому со мной… меня все фалють. Пойдем, чего ж мы тут стоим, у меня курица на шляпе дождя боится!
Феклуша (хохочет). Счастливые часов не наблюдают. Что? А ты что думала, Женичка? Вот я тебе и сказал!
Тиле (одобрительно). Но, но, Феклуша, ты очень разошелся. Нам еще нужно спросить прекрасную даму: а какая ваша цена? Сколько стоит?
Женщина. Ну, какая там цена, глупости выговорите. Пойдемте, вот и все.
Тиле. Феклуша! Это ее Генрих Тиле спрашивал: а какая ваша цена? Сколько стоит? Он всегда боялся, что дорого!
Женщина. Ну, какое там дорого.
Тиле (смеется). Ну да — а он боялся! Но мы не боимся и берем вас, Счастливая Женя, теперь мы все счастливые.
Феклуша. Все! Она мне нравится, Генрих Эдуардович, возьмите ее. Женичка, а ты коньячок любишь?
Тиле. Конечно, берем, конечно. И коньячок будет; и горячий пушник будет — идем!
Женщина. А куда вы меня повезете? Я в чужое место боюсь.
Феклуша. Мы добренькие, Женичка, не бойся. Генрих Эдуардович, я ее под руку возьму? Женичка, вашу руку. У-у, какая ручка!